|
|
ОХОТНИЧЬИ ТРОПЫ
Весна. Снег раскровел, а местами совсем стаял. В лесу, на полянах плешины, на которых видна первая зеленая травка. Дарьин день давно прошел, и в полях почти снега нет, на дорогах, в оврагах целое водополье. Множество ручейков, с шумом журча, бегут к реке; под лучами необыкновенно яркого солнца зеркально блестят лужи, под ногами чавкает свежая оттаявшая грязь. В небе громко звенят жаворонки.
Апрель. По-охотничьи в старину это время называли брызги. За долгую зиму истоскуется душа охотника по лесу, по широкому полю, по звонкому гону. Любили охотники ходить с гончими в нагонку по брызгам и в полях с борзыми потравить, для борзых эта тропа самая тяжелая, но травить можно, только собака часто скользит: сверху мягко, а внизу жестко. Такая тропа по-охотничьи называлась разъезд. В разъезд борзой ловить трудно, а заяц в это время легок и резв. Но поля эти были очень приятны после долгого охотничьего поста. И в лесу с гончими много не нагоняешь, чутье заливает. После долгой разлуки со зверем гончие часто скалываются, гонят маровато и коповато, по брызгам редкая гончая мастеровито и вязко «держит» зверя. Любили старинные охотники-гончатники погонять. В наше время редко услышишь это дорогое охотничьему сердцу слово — «брызги».
Вслед за брызгами, когда пройдет
полая вода и земля чуть просохнет, начиналось время травли «по пожару». Это было самое короткое время до посева яровых хлебов. «По пожару» заяц бежит резво и быстро отрастает от собак. После травли «по пожару» охота прекращалась до осени.
Наступала осень. Облетала листва. Пустели луга и поля, лишь зеленя озимых пестрели ярким ковром. Как сквозь сито, моросил мелкий дождь. Небо хмуро, низко и неприветливо. Все живое позабивалось, попряталось в ожидании первых заморозков и тонких ледков. Кругом увядание, глухота, пустынность. Одно слово— чернотроп, черно в лесу. Лист слежался на тропе, самая пора на охоту.
В прошлом это время особенно любили многие русские писатели-охотники. Так, Егор Эдуардович Дриянский в повести «Амазонка» писал: «Одному только охотнику дорог этот наводящий тоску день. Одному ему слышится особый аромат в затхлом запахе прею¬щей коры/ гниющего листа, мокрой соломы».
Лее Николаевич Толстой в романе «Война и мир» в томительном предчувствии удачи описал осеннее охотничье поле: «Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко-красными острова¬ми посреди ярко-зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (пере-
линял), лисьи выводки начинали разбредаться и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время».
Это время в средней полосе России приходится на октябрь, когда в лесу не колко, умеренно сыро и голоса гончих играют особенно мелодично и ярко. Плохими, тяжелыми условия считаются, когда в начале осени опадает лист, при теплой погоде сухо в лесу, заяц особенно таится и часто западает. Упалого зверя трудно побудить гончей. Чтобы охота была добычливой, нужны чутьистые, вязкие собаки, а любитель-гончатник должен уметь выбрать лаз и стоять на нем мертво тихо. Так, все бывалые дельные охотники советовали занимать лаз на звериной тропе. Известный в прошлом писатель и знаток охоты В. В. Деконнор указывал, что любой зверь, будь то заяц или лисица, всегда ходит своими тропами. Он писал: «Тропой называется путь, по которому зверь совершает свои пере¬ходы в самом острове или выходит из него добывать себе пропитание».
Различают тропу охотничью, то есть в каком состоянии покров земли, и тропу звериную. Тропу, по которой зверь делает переходы, легче найти в крепком месте. Посеченная примятая трава, помятый лист — признаки звери¬ной тропы. Сухой лист, упавший с дере¬ва, заметен на тропе, так как он лежит сверху; если внимательно рассмотреть тропу, то явственно видна протоптанная дорожка — это верный лаз зверя.
Ход зверя зависит от состояния охотничьей тропы, возраста зверя, времени года. По разной охотничьей тропе зверь, хотя и водит собак на кругах, но ход его неправилен и величина круга различна. Так, в глубокий снег заяц-беляк делает меньшие круги, чем по чернотропу. Самая неблагоприятная погода для гона, когда еще нет снега, а морозец прихватит землю тонкой коркой льда, в полях по ледяной корке гончая гонит, как по ножам. Дельный охотник по такой тропе не сделает напуска. Лучшие условия для гона — когда на чернотропе умеренно влажно, опавший лист плотно прибит дождями; мягкая тропа — самая пора набрасывать гончих в мелоча, где плотно лежит заяц-беляк.
Листопадник-октябрь сменяется холодным ноябрем. Морозы сковали землю. Долго не было снега. И вот в конце ноября упали первые хрупкие, нежные пушинки. Они ложатся на чернотроп легко и бесшумно. К вечеру снег валит тяжелыми хлопьями. Зима легла белой порошей. Она первая и поэтому самая долгожданная. В лесу, на дорогах, полянах и в оврагах расстелилась чистая, белая, как скатерть, пороша. Потом будут еще пороши, печатные, когда особенно ясно видны следы, но эта первая — самая дорогая.
Старинное русское слово «пороша» звучит легко, свежо, а для охотника, как зов рога. Но беляк по первой пороше нипочем не встанет на жировку. Боится косой первого снега, Денек-другой он полежит, понежится, а ночью по свежему снегу, по белой тропе — жировать, кормиться, значит, путать следы: дво¬ить, троить, мастерить своими скидка¬ми, сметками,
Хороши утра по первой пороше! Первый зазимок плотно укрыл землю белым ковром. Все кругом в белом пуху, лишь вдали темными точками маячат крыши соседних деревень — Власьево, Городна, Ильясово. Небо широкое и высокое, редкие облака отливают синевой. Славный денек! А в лесу ни одного следочка. Таится косой, боится он первого снега. «Мертвая пороша,— говорят охотники,— в лесу нипочем не побудить беляка».
В охотничьем смысле пороша это снег, шедший с вечера или ночью и переставший к утру, поэтому на поверхности остаются только свежие следы зверей (малики, нарыски) и птиц (наброды). Пороши бывают длинные, короткие, мелкие, глубокие, мертвые печатные, слепые. Если передние лапки зайца отпечатываются на снегу не глубже нижнего сочленения, такая пороша — мелкая. При глубокой пороше снег ложится от 8 до 10 см, при мертвой — толщиной в 18—20 см. Та¬кую порошу еще называют печатной. При теплой погоде, если снег шел недолго, пороша длинная. При ко¬роткой снег прекращается к утру, в результате чего зверь оставляет короткий след, по которому его хорошо тропить.
Состояние белой тропы очень влияет на гон собак и быстроту помычки зверя, это и определяет успех охоты.
Белая тропа непостоянна. Плохо, когда долго нет снегопадов, так как тропа покрывается густой сеткой сле¬дов. Гончей трудно побудить зверя и еще труднее разбираться в заячьих хитростях. Такая тропа называется односледицей. Еще хуже, когда после оттепели ударит мороз, образуется ледяная корка, которая хорошо держит зайца или лисицу, а гончая постоянно проваливается и режет ноги — гонит, словно мучается. Маровато работают собаки по пестрой тропе, когда местами снег в оттепель стает или укроет землю частично и в лесу, на полях образуются плешины, а потом вдруг почву еще морозцем прихватит — совсем беда. По такой тропе нельзя напускать собак, особенно в поле. Также плохо работают гончие по глубокому, рыхлому снегу, а при сильном морозе еще хуже — снег засыпает след.
Во время оттепелей и ближе к весне часто образуется наст. Псовые охотники травили зверя по насту, если снег держал лошадь. Обычно во время наста охота с гончими прекращается, так как нередко наст держит собаку в поле, а в лесу гончая проваливается и режет ноги. Очень м ар о ваты и гон в сильный иней, особенно когда он сыпется с деревьев, а в глубокую осень покроет чернотроп мохнатым покрывалом. Нередко многие гончатники объясняют мароватую работу своих гончих плохим состоянием тропы: то у гончей чутье заливает, то суховато, поэтому гонит такой «гонец» коповато, маровато, слабовато и скуповато.
Однако есть гончие-мастера, которые работают в любую погоду. О таких гонцах в своей книге «Записки псового охотника Симбирской губернии» П. М. Мачевариенов писал: «Которая гончая, будучи еще на смычке под островом, может далеко причуять зверя, т. е.: лишь только ее спустят со смычка, то прямо полезет, где зверь лежит, и, толкнув с логова, взрячь помчит (погонит), а потом будет гонять верхним чутьем (подняв чутье вверх): у которой гончей упалого, отселого, удалелого зверя быть не может, кото¬рая не сорвется и не полезет мимо зверя, если он отбудит даже через реку или побежит мокрыми и каменистыми местами, оврагами, потом повалится на большой камень — такая гончая мастер». Признаками «рабочего» гонца является верный и вязкий гон в сухое время по пыльной дороге, по пашне, в болоте. Особенно ценятся гончие, которые всегда побудят запавшего и смастерившего зайца. Мне приходилось видеть прекрасную работу русского выжлеца Добора Л. А. Титова на Пушкинских полевых испытаниях. Заяц-беляк, пытаясь сбить собаку, пролез по следу только что прошедшего стада, вылез на дорогу, сдвоил и запал. Не взирая на эти уловки, через четверть часа Добор добрал беляка и взрячь погнал.
Есть гончие, которые любят особенно гнать по белой тропе. Самая лучшая тропа, когда температура чуть выше нуля и свежевыпавший снег укрывает старые малики (следы).
Хорошо по пороше спозаранок со смычком гончих на охоту за беляками! Блестят, искрятся безбрежные снега. Синие тени лежат по оврагам, косогорам. И вот первые малики — заячьи следы на снегу. В небольшом колке (островке леса) нажировал беляк. Почему беляк? Потому что у беляка лапа больше и круглее, и отпечаток на снегу у него шире, чем у русака, у которого лапа уже, а значит, и отпечаток более вытянутый. След зайца нельзя спутать со следами других зверей. Задние ноги беляк ставит параллельно и выносит их одновременно, поэтому они всегда отпечатываются впереди, а передние лапы ставит одну за другой. «Нажировал косой»,— говорят охотники. Чтобы побудить беляка, нужно найти выходной след с жировки на лежку. На жировке отпечатки между передними и задними лапами небольшие, иногда они почти сливаются. Прежде чем залечь, заяц начинает путать след (пересекать свой старый след), петлять, затем он сдваивает или страивает, то есть дважды или трижды проходит одним и тем же следом —делает «двойку» или «тройку», как говорят охотники. Идя по следу зайца, вы вдруг увидели встречный след, дальше не ходите, смотрите скидку — смет с этой
двойки в сторону. Это выслеживание охотники называют троплением. Двойка обычно означает, что заяц вернулся своим следом назад, и этот двойной след взад и вперед охотники называют «двойкой». Если заяц возвратился назад по «двойке» и проложил третий след по тому же месту, где сдвоил, тогда этот след уже «тройка». «Троит» заяц не всегда, но «двоит» перед тем, как скинуться на лежку, постоянно. «Двойки» и «тройки» — верный признак близости запавшего зверя.
Кроме того, во время гона, стараясь сбить собаку с толку, заяц также сдваивает след. Мастероватая и чутьистая гончая никогда не ведет по этим следам, а сразу ищет скидку. Порой просто поражаешься, как наши гонцы умеют распутать такие хитрости зайца, которое иногда остаются тайной даже для опытного гончатника.
Сметка (скидка), или, как в старину называли, «смет», означает, что заяц с двойного следа прыгает далеко в сторону, оставляя в снегу как бы одну большую лапу-ямку. Смет происходит от слова «сметнуть» — скинуться в сторону, то есть проявить сообразительность — природную сметку.
Как правило, после нескольких скидок заяц ложится на лежку в укромное местечко, под поваленное дерево, под елку и тому подобное.
В старину псовые охотники маликом называли след только прибылых зайцев, поздних листопадников — очень маленьких. Слово «малик» образовалось от слова «маленький» — небольшой след зайца. След ранних зайцев, прибылых — настовиков, родившихся по насту, и матерых псовые охотники называли «заячьим следом».
В наше время все охотники заячьи следы на снегу называют маликами.
Впервые в охотничьей литературе слово «малик» мы встречаем у С. Т. Аксакова в «Очерке зимнего дня»: «Русачьи малики зарябили перед моими глазами».
Время меняет охотничью терминологию. Сейчас не спрашивают: «Сколько у вас смычков в напуску?», потому что редко кто держит смычок гончих. Неудачно выражение, иногда применяемое даже экспертами, «заяц пошел». Зайцы никогда не ходят, а прыгают. В старину говорили «дыляют», или «утекают», оставляя пахучий след, который стекают гончие.
Раньше псовые охотники гонный след побудившего зайца еще называли «пудак». Эти следы отличаются от жировочных ночных следов тем, что линия следа более прямая и обозначается отпечатками также попеременно — двумя рядом и двумя прямо по направлению следа, но отстоящими на более далеком расстоянии друг от друга. Слово «пудак» образовалось от глагола «спудить», спугнуть. Другое дело лисьи следы на снегу — нарыски.
Для истинного гончатника особенно заманчивы лисьи нарыски. Словно синие бусы на ровной нитке играют они в лучах яркого солнца, то алым отблеском блестит ровная цепочка, уходящая в неведомую даль, то сизыми красками, то вдруг оборвется на наезженной санями блестящей дороге и снова на многие километры к гумнам, оврагам и перелескам убегает лисий нарыск.
В прошлом псовые охотники лисьим нарыском называли только лисьи следы, которые плохо видны на снегу, и тогда говорили: «Видел один нарыск». Это означало, что лисицу он не съезжал (не травил). Если же на снегу были хорошо видны отпечатки лисьих лапок и можно было съехать зверя по следу, тогда псовые охотники говорили, что видели лисий след. Все это нами забыто и утеряно, как ненужная вещь. Поэтому все охотники нарысками считают след зверей на снегу.
Если лисьи следы перед местом лежки пересекаются между собой в разных направлениях, этот уэор в старину называли крестами.
Лисий след всегда вызывает во мне потаенную давнюю тревогу. Случалось мне по молодости, оказавшись одному вдали от дома, в морозном поле перед закатом набросить гончих на эти нарыски. Прихватят собаки этот узор не снегу — и в добор. Скользнет нитка хитрых следов к оврагу по косогору, покрутится по мерзлым кочкам озимей и дальше бежит — вьется по промерзшим полям к какому-нибудь Семенкову или Горенкам. Зимние сумерки быстро тают, морозец пощипывает, словно предупреждает о беде. Приходилось не раз до боли в губах трубить в рог, пытаясь снять гончих. Куда там! Обазартились собачки. Сошел гон со слуха на версты в незнакомую даль. Лисица наперечет знает все луговины, острова, перелески и повела собак... Порой посчастливится—донесется вдали тоскующий отголосок гона. Затеплится радость на душе: может, повернет? Нет, тихо кругом- Гнетет охотника эта морозная тишина надвигающейся ночью. Бывало неделями, до одури ищешь собачек по деревням и селам. И какое счастье, если удавалось найти любимую гончую, чаще же, как говорят гончатники, «с концами». Вот потому-то и не люблю я этих лисьих следов в туманной морозной мгле, когда пропадают в отгоревшем закате леса собаки и остаешься ты один в чистом белом поле с пустой своркой в руках. По сей день память моя хранит доброе о тех вязках гончих-мастерах, которые навсегда ушли по далеким искрящимся нарыскам.
Бывали дни, когда лисица, взбуженная пешей гончей, кружит ровно на слуху. Тогда замереть удачливому охотнику на звериной тропе и порой до боли в руках наждать хитрую кумушку на верный выстрел. С полем тебя, удачливый охотник!..
Читая и перечитывая пожелтевшие страницы старых охотничьих изданий, кажется, что ни одна охота в мире не имела такого меткого, народного языка, таких славных традиций, как русская охота.
Комментарии
|
|
