групп, их может отличить всякий; это собаки с так называемом "нижним чутьём". У этой группы чутьё наиболее слабое, т.е. пользуясь нашим способом сравнения по перемещенной, не давшей следа птицы, они могут прихватить на I аршин, два, редко 3. Они настолько плохо ориентируются в воздушных следах, что ими не пользуются, и им остается непосредственно руководиться второстепенными источниками, т.е. пойти по следу, разнюхивая его с опущенной головой. Ход обычно рысью. Этот тип свойствен очень многим континентальным легавым, не целым породам, - ибо теперь подбора на таких собак никто вести не станет, а иным семьям. Среди этих собак встречаются чрезвычайно дельные и добычливые, могущие доставить большое удовольствие на охоте своим умом и умелой работой».

Отношение же гончатников к нижнему чутью, в отличие от легашатников, всегда было более осторожным и неоднозначным, поскольку главным в оценке легавой все-таки всегда была её реакция на затаившуюся птицу, а в работе гончей, прежде всего, способность верно вести след. И тут часто бывали и высокие оценки нижнего чутья. Даже такой ярый апологет «верхочута», как Н.Н.Челищев, заявил в своей книге «Гончая и охота с ней» (49): «Бывает, впрочем, что собака обладает очень хорошим нижним чутьём. Тогда и у неё дело идет успешно».

Я, в своё время, начитавшись статей и книг о легавых, а также имевший уже сравнительно большой опыт охоты с ними, как-то оставлял без внимания оговорки знатоков - гончатников и был убежден, что собака с нижним чутьём - собака слабочутая, пока не встретился на практике с ярким образчиком такой работы.

У моего покойного друга М. С. Магницкого, с которым мы постоянно охотились, да и гончие наши практически были общие, хотя и держали мы их каждый у себя, появилась чепрачная выжловка Шумка - собака с ярко выраженным нижним чутьём. В работе она никогда не поднимала головы как на гону, так и разбирая жировку, чуть ли не «пахала» носом землю, в результате чего переносье у неё постоянно представляло из себя сплошную кровавую рану. На гонном следу при совместной работе со своей матерью и старшей полусестрой, которые гоняли не опуская голов и держа их на уровне спины, она всегда была сзади, хотя и не отставала, но все-таки проигрывала им в скорости исправления следа при его потере - на сколе. Результативность её работы по жировым следам уже сравнивалась, если это случалось в первой половине дня. Но самое удивительное начиналось после обеда и особенно к вечеру. Тут она все также уверенно брала и вела с легким и редким доборцем утреннюю жировку, а обе её близкие родственницы уже ничего не чуяли. Они прекрасно знали, что Шумка не соврет, верили ей, метались перед ней в попытках что-то учуять, иногда прихватывали запах, но вести его не могли. А Шумка четко прорисовывала этот уже старый след и доводила его до конца. Правда, гон начинали обычно старшие товарки, столкнув впереди её с лежки беляка, но приводила-то к лежке этих верхочутых собак наша «ковырялка», обладавшая чисто нижним, но, безусловно, сильным чутьём.

После этой выжловки я совсем другими глазами начал смотреть на все проявления нижнего чутья у гончих и наконец-то начал понимать литературные примеры проработки следа блад-гаундами двух, а то и трехдневной давности, чего не в состоянии сделать ни одна гончая другой породы.

Противоположным примером в моей практике был чепрачный Задор, о котором я обмолвился в разделе о мастерстве, сообщив о его выдающихся способностях гонять по лисице и явной никчемности в работе зло зайцу. Но один раз этот выжлец меня удивил, прихватив на чутьё беляка на лежке у меня на глазах.

Дело было в начале зимы в достаточно морозный день после обильной мертвой пороши. Брел я потихоньку берегом Керженца, иногда отворачиваясь от жгучего небольшого ветерка с замерзшей покрытой сплошным снежным покрывалом реки. День был ясный, а поверхность мерзлого и сыпучего снега девственно чиста. Я поравнялся уже с песками, вдоль которых под самым берегом ниже меня примерно на три метра торчали из снега два или три жиденьких кустика ивы-краснотала. И в это время, догоняя меня следом, выжлец отдал голос и ярко погнал, обошел меня гоном, постепенно по диагонали спускаясь с берега точно на ветер, и из ближайшего куста у него из-под носа выскочил совершенно белый беляк. К сожалению, мне не удалось точно измерить шагами расстояние, на каком он учуял беляка, т.к. берег был достаточно крут и сыпучий снег не позволял твердо стоять на его склоне, но прихватка была никак не менее 18-20 шагов. Погнал же он по еще не поднятому зайцу, так что места для сомнений, что отдача голоса могла быть и без чутья, совершенно не оставалось, тем более что я никогда не наблюдал за ним неверной отдачи голоса.

Как видите, этот выжлец обладал совсем неплохим верхним чутьём, но на следу зайца, хотя бы чуть-чуть остывшем, он был беспомощен. Я не последовал совету В. Селюгина и не застрелил его, но все-таки после третьей осени расстался с ним, продав за минимальные деньги в один из районов нашей области, где он вскоре кончил свои дни.

Два этих достаточно ярких примера я привел лишь для иллюстрации, на основании чего формировались мои суждения о природе чутья гончей, и как суждения эти сложились в несколько необычную схему, которой еще никто не касался.

В настоящее время я твердо убежден, что верхнее чутьё от нижнего отличается не только манерой нести голову - высоко или низко. Я также убежден, что, как верхнее чутьё, так и нижнее, у разных собак может быть и сильным, и слабым, независимо от манеры причуивания. Моя практика убедила меня в том, что особой разницы между легавыми и гончими в силе их чутья не существует. Среди тех и других наблюдаются как собаки с выдающимся чутьём, так и слабочутые. И верхочутая легавая, если она работает по зайцам, прихватывает его на лежке, примерно, на то же расстояние, как и гончая с верхним чутьём. Я также убежден, что нельзя сравнивать работы верхним и нижним чутьём по реакции их на расстоянии, как делают это легашатники, поскольку, на мой взгляд, природа этих двух приёмов поиска различна. Я полагаю, что они работают по разным запахам. Все внимание собаки с верхним чутьём сосредоточено на возможности поймать по воздуху малейшие признаки запаха непосредственно от самой дичи - и это для неё главное, почему она и игнорирует её следы. А собака с нижним чутьём ищет, прежде всего, запах следа, а все другие для неё второстепенны. Безусловно, что верхочут и собака с нижним чутьём реагируют и на все второстепенные для неё запахи, но лишь при повышенной их концентрации. Вот почему, на мой взгляд, следовая собака причуивает птицу или зверя лишь на близких расстояниях, а верхочут совсем не отмечает несвежие следы.

Все это можно достаточно наглядно наблюдать в работе легавых, поскольку основная работа их происходит у нас на глазах. С гончими сложнее, т.к. мы их значительно реже видим, но, тем не менее, и по тому, что мы видим, можно заключить, что она в принципе идентична. И следовая работа гончей по утреннему следу беляка кончается очень короткой прихваткой его на лежке. А чаще собака и не успевает его причуять, если заяц не допускает на это расстояние. А при поиске верхом другая гончая уже не «читает» след, а пользуется им лишь как своеобразным ориентиром, активно прочесывая местность в основном без следа.

Сложнее объяснить ситуацию, когда гончая работает на гону только по следу, но с разной манерой нести голову: верхом или припадая носом непосредственно к поверхности земли. На мой взгляд, и тут дело, скорее всего в предпочитаемых запахах. Наверное большинство со мной согласится, что запах следа это не какой-то один элементарный запах, а целый букет запахов, поскольку состав выделяемого зверем пота представляет из себя смесь определенного количества сложных органических веществ, летучесть и стойкость которых различны. И вполне вероятно, что запах следа в 50 сантиметрах от земли несколько не тот, что у самой поверхности. А именно эти, несколько различные по своему составу запахи, и выбирают гончие с разной манерой работы при преследовании зверя.

Конечно, работа чутья гончей слишком тонка, чтобы быть осмысленной нами в полной мере. Нас всегда поражает быстрота реакции собаки, когда она встречается с запахом следа, определяя при этом безошибочно и направление его. Достойны удивления четкость и различие реакций как на след только что побежавшего зайца, так и на тот же след, но минутой другой позже. Не менее удивляемся мы и, когда на каком-то участке гона, гончая перестает чуять след или не может прихватить на чутьё запавшего зайца.

Все эти примеры могут быть нами поняты лишь при допущении, что гончая собака после подъёма зверя ведет и выделяет из всех запахов только конкретный индивидуальный запах именно этого зверя и может быть не весь целиком, а лишь его какой-то компонент, отбрасывая и не реагируя на все другие. При этом её сознание настолько обострено, что все другие запахи, пропускаются её сознанием, будто их нет, а выбирается лишь принятый, притом с большой степенью чуткости. Вот почему гончая, приняв запах отпечатков подошв поднятого зверя вдруг оказывается такой короткочутой по запавшему зайцу и вот почему у неё пропадает чутьё на гонного зайца, если его во время этого гона сильно испугать.

Мне в моей жизни пришлось нагонять много собак и часто, когда гончая начинала делать своё дело хорошо, я иногда намеренно усложнял её работу, заворачивая гонного зайца в пяту или пугая его. И вначале был чрезвычайно удивлен, когда для моей выжловки след кончался от места, где я напугал беляка, бросив накоротке в него кепкой. Она явно переставала чуять след, даже когда он сохранял своё направление, и только метрах в 100-150 принимала его сначала в добор. Видимо, испуг зайца, а, следовательно, изменение его физиологического состояния в корне изменял сам запах, почему собака не могла пройти этот участок следа без задержки - он попросту был для неё без следа, словно заяц пролетел какое-то расстояние по воздуху.

Конечно, нам выгоднее иметь гончую со смешанной манерой причуивания, когда чисто следовая работа сопровождается или меняется в зависимости от обстоятельств на верховую и наоборот. Хотя в принципе работа гончей всегда будет более продуктивной, если она строго держится самого следа. При достаточно горячем следе предпочтение, тем не менее, надо отдавать верхочутой манере ведения гона, т.к. низкое положение головы гончей при преследовании зверя все-таки замедляет скачку.

Каковы же пределы чутья при работе гончей?

На лежке, если гончая не пользуется верхним чутьём, зачуять зайца для большинства задача непосильная, и гон чаще всего начинается только потому, что он не выдерживает близкого присутствия собаки и поднимается сам, а не потому, что она причуяла его непосредственно.

Собаки же с приёмами верхнего чутья, безусловно, чуют зайца на лежке, хотя расстояние прихватки не превышает 10 метров. Правда, с чутьём выше среднего это расстояние часто увеличивается до 20 шагов и лишь в отдельных случаях, - я бы сказал - уникальных, - бывает и значительно дальше. Б. Д. Протасов в своей очень дельной и интересной книге «Охота с гончими» (39) приводит один такой пример причуивания беляка на лежке за 50-60 шагов среди залитого водой пространства с отдельной кочки. Кстати сказать, этот автор, пожалуй, впервые в нашей литературе высказал вполне разумную мысль, что направление следа зайца с достаточным чутьём гончая определяет лишь по разнице в силе запаха двух смежных следов.

Пределы работы чутья по следу гонного зверя более многообразны, поскольку зависят от множества факторов до конца нами еще не понятых и не систематизированных в стройную схему. Ведь недаром Де-Коннор в своих «Письмах к приятелю» (12) приводит высказывание графа де-Шабо: «В конце концов, благоразумный охотник никогда не ответит на вопрос неразумного: "погода хорошая, погода скверная", но всегда скажет: "не знаю, мои гончие вам это сейчас скажут"».

Не менее прав был и А. Платонов, заявивший в своей статье «Запах, обоняние, чутьё» (36): «Приходится, к великому сожалению, признать, что более точного критерия оценки чутья, чем личный опыт и наблюдательность судей, пока что не существует, и все попытки внести в него некое подобие точности на основе необъективного исходного материала едва ли будут успешными».

Конечно, я не хочу тут вести разговор о гончих, обделенных от природы чутьём, или обладающих им в минимальных размерах, с которыми невозможно охотиться. И я полностью был солидарен с поступком Я. В. Романишина, знатока работы гончей и очень перспективного эксперта, когда он написал мне из Красноярска: «Мой Докучай от Набата 3565 и Свирели 3566 оказался совсем безнадежным гонцом. В возрасте I год и 7 мес. я пристрелил его на охоте… Во-первых, очень тугочутый. Не могу сказать, что сильное чутьё у матери, но прямой след беляка в обычных условиях чернотропа он не может через 2-3 минуты удержать и 20 метров. Прибегает минут через 5 Свирель, и гонит этот след как по нитке».

Поэтому мне хочется удержаться в изложении своих мыслей лишь в пределах удовлетворительных собак, над которыми есть смысл работать и которые более или менее устраивают нас своей работой.

В нашей охотничьей литературе много высказано дельных наблюдений и мыслей о чутье гончей на следу зверя. Из них мне хотелось бы остановиться на мнении Э. Шмита (52): «На черной тропе заячий след "остывает" через 10-15 минут, и только в очень благоприятных условиях чутьистая гончая способна взять его через, 30-35 минут. Запах лисицы очень силен, но, по-видимому, рассеивается относительно скорее, чем запах зайца». По моим наблюдениям в некоторых случаях возможность причуивания следа беляка может превышать пределы в 30-35 минут, указанные этим авторитетом. При моих опытах над своими собаками, о чем я говорил выше, я ставил также эксперименты, подлавливая со следа перевиденного зайца собаку, и пуская её вновь на его след через определенный промежуток времени. Так вот, максимальное время приёма следа по моим записям принадлежит Плаксе 4207/рг, которая 27 сентября 1974 года при хорошей тропе и погоде через час приняла такой след, сначала без голоса, а затем реденько в добор повела и метров через 400 ярко помкнула.

Конечно, добор через час по следу гонного зайца случай уникальный и его мне удалось наблюдать лишь единственный раз. Обычно такое собаке недоступно, в то время как жировые следы она чует значительно дольше, а некоторые даже до вечера - вот вам и еще одна из загадок чутья. Правда, наши наблюдения за поведением собак на жировках подсказывают нам предположение, что чуют они при этом не весь след целиком, а отдельные его участки, но, тем не менее, они добираются до зайца именно по этому предутреннему следу.

Практика работы с гончей собакой в нагонке и охоте с нею, а также экспертиза на полевых испытаниях, тем не менее, все-таки определяют наиболее благоприятные условия погоды и тропы для работы её чутья, главные из которых температура и состояние влажности как атмосферного воздуха, так и самой почвы.

Правилами прямо определен температурный промежуток, при котором разрешены полевые испытания: от -10°С до +20°С. Вне сомнения, это температурное окно продиктовано практикой и четко указывает, что все, что за пределами его, неблагоприятно для продуктивной работы на гону.

К сожалению, относительно влажности атмосферного воздуха и почвы таких рамок нет, и никто еще всерьёз не проводил наблюдений зависимости результатов работы гончей от показаний гигрометра. Тут все пока покоится на наших субъективных оценках и оценках, надо сказать, очень сомнительных. За примерами у каждого из нас далеко ходить не надо. Вот и у меня не далее как прошлой осенью произошел случай, доказывающий всю примитивность наших суждений на этот счёт. Весь прошлый сентябрь, где я каждый год живу в деревне и через день работаю с гончей, простоял без дождя. Вначале с утра перепадали росы, хотя почва была уже сухая, затем и их не стало, а собака продолжала вполне сносно гонять, не опуская головы к следу, что меня очень радовало и даже удивляло. Но стоило дойти общей сухости до состояния, когда опавший лист стал хрустеть под ногами, как мой «верхочут» сразу превратился в тягучую ковырялку, способную лишь скорее добором, да и то отдельными отрывками и кусками путаться по поднятому беляку.

Яркие примеры пагубного влияния сухой погоды на работу гончих мне пришлось наблюдать и на двух крупных состязаниях гончих.

Первый раз в 1974 году на Всесоюзных состязаниях под Переславлем Ярославской области 1-4 октября, где участвовали команды Росохотрыболовсоюза, Всеармейского военно-охотничьего общества, Украины и Белоруссии, неважные результаты были вызваны, прежде всего, погодой. Небывало теплая и сухая осень этого года так пересушила почву, что она буквальна пылила. И если еще в первое утро была роса, а на второе лишь минимальные её признаки, то третий и четвертый день были абсолютно сухими, так что гончим приходилось работать по пересушенной пыльной лесной подстилке, когда же дело доходило до работы по следу на оголенной земле, - на распаханных полосах по вырубкам, - тут пасовала любая, попавшая в такую ситуацию, собака. Вне всякого сомнения, сухость тропы и сухость самого воздуха явились главными причинами большинства неудач.

Второй не менее яркий пример случился в октябре 1995 года в Венёвском районе Тульской области, где были проведены состязания гончих-перводипломников, которые окончились еще более печальными результатами, хотя состав собак был очень представителен. Эти состязания собрали лучших гончих с дипломами I степени по зайцу из Москвы, Санкт-Петербурга, Смоленска, Самары, Иванова, Краснодара, Владимира, Ярославля, Тулы, Марий-Эл, Украины. И из всех этих 30 перводипломников только 6 сумели получить по диплому III степени. Причина, вне сомнения, была и в погоде - было излишне сухо, хотя и не так как в 1974 году, и в состоянии тропы, которая представляла собой толстый и рыхлый еще не слежавшийся слой сухой дубовой листвы.

Все мы знаем, что не только сухость воздуха и почвы препятствуют работе чутья, но также и излишняя влажность, когда дождь буквально смывает запах следа. Даже яркие солнечные лучи могут повредить работе по следу, т.к. на участках освещенных солнцем след пропадает раньше, чем в тени.

Все эти примеры условий, когда возможность продуктивной работы для всех гончих затрудняется, и перечень их можно значительно продолжить, доведя до абсурдных, - ведь мы всегда найдем причину, почему работа нашей собаки не ладится, хотя, казалось бы, ничего этому не препятствует.

На испытаниях, и состязаниях действительно достаточно часто приходится наблюдать, что в одних и тех же условиях какая-нибудь скромная без набора регалий выжловочка на голову бьёт именитого чемпиона своей работой. Яркий случай такой ситуации мне пришлось наблюдать на Межобластных состязаниях в Кировской области в 1973 году. Русская чепрачная выжловка из Иванова, до этого имевшая один диплом III степени, Гейша Е.Ф.Куликова показала в очень сложных условиях блестящую работу, поразив экспертов выдающимся чутьём. Она трижды проходила гоном по шоссе с грунтовым покрытием, по которому постоянно курсировали автомашины и мотоциклы, причем в один раз из них сразу же за двумя мотоциклами, прошедшими в след за беляком, вела гон по деревне, набитой пешеходной тропой, заплеском реки. А полевой чемпион, имевший до этого 2 диплома I степени и I - III, ч. Добывай 2427/рг В.Г.Кремнева, и испытывавшийся в тот же день при первом набросе первым номером ничего не поднял. А при втором напуске через 1,5 часа после работы Гейши, поставленный на след беляка, одиннадцать минут до этого побуженного из кучи хвороста, так весь час и продоборил по нему. Но достать и погнать не сумел, хотя все это происходило в лесу вдалеке от дорог. В этот же день испытывался и другой полевой чемпион с 2 дипломами I степени и 3 – II-й, ч. Зажигай II 1699/рг П. М. Назарова, который просто пропал на двое суток, без подъёма и без работы.

В подобных ситуациях разбираться труднее, а подчас и невозможно, поскольку мы еще можем найти достаточно вескую причину «дня плохого чутья», когда все собаки плохо работают. Но объяснить, почему одни работают в этот день, а другие теряют чутьё в то же самое время и на том же самом месте, для нас чаще всего загадка.