Из архива Бархатова А.А.

ЗА ЗАЙЦАМИ С ГОНЧИМИ

Я. РУСАНОВ,
биолог-охотовед.
«ООХ» № 1-2   1992 г.

По правде говоря, я весьма скептически отношусь к рассказам о том, как охотник, вырвавшись из духоты городской жизни, преодолев все превратности и муки дальней дороги, добравшись, наконец, до глухариного тока или шалаша на весеннем разливе и уже «посадив на мушку» поющего глухаря или подсевшего к подсадной селезня, вдруг опускает ружье, шепча: «Нет! Ты слишком прекрасен, чтобы тебя убивать! Живи, люби и помни о том, каким бывает истинный охотник!»
А вот записному гончатнику, который скажет, что не стал стрелять подозренного на лежке зайца, чтобы послушать, как его погоняют собаки, я поверю — не потому, что сам способен на такой же поступок (я, наверное, все же выстрелю), а поверю, просто зная, что для страстного любителя звуки хорошего гона бесконечно драгоценнее убитого зверька. Трудно сказать, в чем завораживающая сила этих звуков. Многие связывают ее с красотой тембра и общей музыкальностью голосов гончих собак, и во многом они правы — ибо лай кровной гончей совершенно не похож на бреханье и тявканье остальных представителей собачьего племени. Но мне все же кажется, что дело не в этом, а в той неимоверной, яростной, всепоглощающей страсти, которая звучит в голосах, побудивших зверя и идущих по его горячему следу гонцов. Эта страсть заражает, она словно приобщает нас к азарту погони, жажде преследования, к той борьбе, где стремлению догнать и верности чутья противостоят быстрота ног и всяческие хитрости, порожденные желанием спастись. Именно поэтому чем азартнее (а не музыкальнее) гон, тем сильнее он нас волнует, доводя порой до полного самозабвения и экстаза.
Я видел однажды старого гончатника, который при охоте с очень простоголосой, но чрезвычайно паратой, верной и буквально вопившей на гону выжловкой, дважды пропускал без выстрела выходившего ему под ноги беляка. На вопрос: «Почему это он оказался таким добросердечным?», он сказал:
— Вы уж извините старика. Я, знаете, как она начинает нажимать, глаза закрывал. Пока далеко гонит — могу терпеть, а как вблизи визг ее истошный услышу, так и зажмурюсь в прострации.
Говоря об охоте на зайцев с гончими собаками, нужно бы, казалось, начинать с описания последних: их пород, свойств, манеры работы и так далее. Однако для начинающего охотника не это самое главное. В конце-концов, пусть он не знает, что такое «паратость», «добычливость», «нестомчивость» и прочие сугубо специальные термины и выражения — всему этому его рано или поздно научат. Временное незнание указанных тонкостей не помешает ему быть приемлемым товарищем в компании гончатников и достаточно удачливым охотником. А вот незнание того, как нужно себя вести на охоте с гончими, чтобы время от времени что-то добывать и не портить охоту своим сотоварищам, сделает его судьбу довольно горькой. С этого я и начну.
Прежде всего начинающему гончатнику нужно отрешиться от нелепого, но широко бытующего мнения о том, что гончие «выгоняют зверя на охотника». Преследуемый зверь, будь то заяц, лисица или волк, уходит от погони туда и теми местами, какими хочет. Гончие идут за ним по следу и, значит, туда, куда он их поведет. Следовательно, совершенно бессмысленно ждать зайца там, где «меня в последний раз видели собаки». Ход зверя, место, по которому он должен пройти, можно определить или по ходу гона (например, мы слышали или заметили, что заяц два- три раза прошел одним и тем же местом, а следовательно, возможно, что он пройдет там и еще раз) или по характеру местности, так как зайцы (и русак, и беляк) любят ходить определенными участками угодий.
Беляк, этот исконный обитатель леса, будучи взбужен (то есть поднят) собаками, в лесу и будет искать спасения. Не удаляясь особенно далеко от своей бывшей лежки, он будет кружить преимущественно по густым участкам леса, переходя чистины лишь по пути от одной чащи к другой, да и то там, где хоть какая-то растительность сулит ему некоторое укрытие. Поляну он обычно переходит в самом узком ее месте; по дороге или просеке если и пройдет, то недолго и в основном, чтобы попытаться тут запутать след и потом махнуть в какой-нибудь густейший куст или заросль.  Любит часто проходить одним и тем же местом и особенно возвращаться к лежке, с которой был поднят.
Избегая, как уже говорилось, дорог и просек, беляк очень охотно использует узкие тропки, пробитые людьми, коровами или дикими животными, особенно если они пересекают какую- либо крепь.
Совершенно по-иному ведет себя русак, правда там, где он под воздействием деятельности человека не переселился из своих исконных открытых местообитаний в лесные массивы. Во-первых, ходит он гораздо шире беляка, то есть, делая круги, удаляется от лежки иногда на 2—3 км. Во-вторых, путь его всегда приурочен к открытым местам, да еще таким, с которых открывается наиболее широкий обзор (бугры, насыпи, гребни вдоль оврагов). Если ему приходится пересекать участок леса или кустарников, он сделает это в самом сухом и чистом их месте. Любит ходить дорогами, обочинами канав и межами. Даже переселившиеся в лес русаки, удирая от преследования, гущины стараются избегать, ходят опушками, просеками и полянами. Иногда, правда, они пробуют отделаться от собак в тростниках или непролазном массиве сосновых посадок, но лазают там сравнительно недолго.
Все это отнюдь не безусловные истины (может попасться беляк, уходящий в поля, или русак, которого невозможно выгнать из сплошного ельника), но выбрать в местах, где идет гон, ту точку, в которую, скорее всего, может прийти заяц, они все же помогают.
Самая великая глупость, которую можно совершить при охоте с гончими, — это постоянная беготня с места на место. Грешат ей многие, и не столько молодые, но и достаточно опытные охотники. Едва услышав звуки гона, они срываются с места и, сломя голову, мчатся «на перехват»... чаще всего прямо к собакам. Им, видимо, кажется, что там, в непосредственной близости к гончим, они скорее увидят и смогут сразить молодецким выстрелом поднятого зайца. При этом они совершенно забывают о том, что тот всегда значительно опережает собак и великолепно слышит человека, который в какой-нибудь сотне метров перед ним ломится по лесу, пытаясь с ним встретиться. В результате заяц тут же меняет направление, гон поворачивает, а незадачливый любитель «перехвата» вновь несется следом. Если такой деятель охотится в одиночку, то беда невелика — он просто ничего не убьет. В компании же он — сущее проклятие. То и дело пугая зайца, заставляя его сворачивать с выбранного пути, он, как говорят, «оттаптывает» зверька с верных лазов (мест, где тот должен бы был пройти) и тем сводит на нет опыт и умение остальных участников охоты.
Мы как-то около пяти часов не могли даже перевидеть довольно простодушного белячка только потому, что среди нас были два присяжных бегуна. Один — молодой и длинноногий — по-моему, просто пытался догнать нашу выжловку (так называют гончую женского пола), второй — уже убеленный сединами,— все время что-то приговаривая себе под нос, непрерывно метался с места не место. Заяц явно пытался ходить нормальными кругами в районе своей лежки, но ничего из этого не получалось, — наши «паратые» (по терминологии гончатников — быстроногие) молодцы такой возможности ему не давали. Гон шел какими-то странными, непредсказуемыми зигзагами. Вот он близится, нарастает, вот- вот беляк должен выйти к этой перемычке между двумя полянками, где вы его ждете, но не тут-то было — гон на мгновение смолкает, потом начинает удаляться, а вы видите впереди либо молчаливую темную фигуру, огромными прыжками устремляющуюся вслед, либо согбенный, торопливо ковыляющий силуэт со странным, но явно огорченным кудахтаньем, поспешающий мимо вас в каком-то одному ему ведомом направлении. Нужно ли говорить о том, что пришлось выслушать виновникам всей этой кутерьмы, когда она, наконец, завершилась?
Единственно правильное поведение при охоте с гончими сводится к тому, что участники ее, услышав, что собаки подняли зверя, быстро рассредоточиваются вокруг места подъема (так как именно туда на первом же круге скорее всего вернется заяц), и каждый заняв приглянувшийся ему лаз останавливается и пытается разобраться в направлении и характере гона. Если последний особенно не отдаляется, а кружит где-то в пределах хорошей слышимости, покидать выбранный лаз нет никакого смысла, так как рано или поздно заяц на кого-нибудь из стрелков обязательно выйдет.
Когда же гон начинает уходить со слуха или долго доносится из какого-то определенного участка угодий, к нему есть смысл подровняться, то есть приблизиться к месту, откуда он доносится и уже там снова пытаться подстоять зайца. В пределах километра голоc собаки дает возможность достаточно точно определить место, по которому прошел длинноухий, и самое выгодное — это стать там, где последний, как мы слышали, уже прошел два или три раза. Однако все эти перемещения нужно осуществлять только когда гон уже удаляется от намеченного нами издали лаза. Если гон близится, необходимо оставаться на месте, в крайнем случае, лишь быстро сместившись на несколько метров туда, где выход зверя кажется нам более вероятным.
Совершенно недопустимо становиться вблизи уже заполнившего лаз охотника или пробегать перед ним (обходить его нужно сзади и издали). Не менее беспардонно и палить по зайцу, находящемуся от нас далеко, но явно идущему на лаз, занятый товарищем. Нужно дождаться «своего» зайца, постараться по нему не промазать и в случае удачи голосом известить компаньонов, что он убит. Таковы основные правила, неукоснительное следование которым делает молодого охотника если и не мастером, то вполне приемлемым сотоварищем среди любителей охоты с гончими.
Все остальное (кроме, конечно, обязательного выполнение требований техники безопасности) — второстепенно. Опыт, с его умением определить направление хода зверя, правильно подравниваться к гону, выбирать наиболее перспективные лазы и многое другое, придет в ходе охот. Нужно только, чтобы такие охоты были, а приглашать на них будут только того, кто своими поступками не отравляет другим удовольствия от них.
Гончатники, как и все остальные охотники, бывают разные, у каждого, как говорится, «свой устав и свой обычай». Для одних самое главное побольше поднять и убить, для других — насладиться процессом охоты и главным образом звуками гона. Одни не только признают, но и всемерно приветствуют полазистость (активное обследование угодий) самих охотников, их коллективное порсканье (крики и вопли, ободряющие гончих и заставляющие затаившегося зайца покинуть лежку). Другие от подобной самодеятельности начинают раздражаться и злобствовать. Кто-то поздравит новичка, убившего выскочившего из-под ног косого, а кто-то назовет его мясником, шкурником и вообще предаст анафеме за то, что он не дал собакам погонять.
Не решая того, кто из них заслуживает большего почтения, скажу только, что новому человеку не бесполезно узнать у руководителя охоты (обычно у владельца гончих), как ему следует себя вести (порскать или нет, накликать собак на горячий след поднятого зайца или воздержаться, стрелять случайно замеченного или отпустить). Пусть полученные инструкции окажутся для него даже огорчительными, учитывать их все же следует, чтобы потом не оказаться в роли всеми презираемого парии.
Стрельба зайцев из-под гона не может быть оценена однозначно. В одних случаях она предельно проста, в других, наоборот, бывает даже и очень затруднительной. Зайца, который с помощью всяческих хитростей отдалился от собак и не спеша ковыляет мимо, а то еще и сядет, вслушиваясь в голоса своих преследователей, промазать можно только в угаре охотничьего волнения. Несущийся же из-под паратых гончих и мелькающий в узких просветах лесной чащи беляк или внезапно вылетавший из-за поворота дороги русак — мишень, достойная самого искусного стрелка. Зайцы не крепки на рану, и стрелять по ним лучше всего дробью № З или 2, в крайнем случае, 1. Раненого зайца хорошие гончие обычно довольно быстро залавливают. Некоторые из них остаются у пойманной добычи и ее не трогают; большинство же доставшегося им косого стремятся как можно быстрее сожрать; самые же подлые его прячут и потом являются к вам с таким видом, будто ничего и не было. По белой тропе их проделка бывает обычно вскрыта, но по чернотропу это удается редко, и спрятанная жертва достается собакам. Дождавшись, когда охотники удалятся на достаточное расстояние, псы возвращаются и ее съедают. Вот почему если после вроде бы явного промаха по зайцу гон через некоторое время вдруг сразу же обрывается, нужно бежать туда, где смолкли голоса собак и в большинстве случаев мы застанем их возле уже задавленного зверька. При этом чем быстрее мы подоспеем, тем больше надежда, что того еще не успеют ни растерзать, ни спрятать.
Охота с гончими прекрасна, но только при условии, что собаки действительно гоняют. Если же они не идут в полаз (в поиск), не могут поднять зайца, а поднятого охотниками быстро перестают гнать, так как теряют след или просто ленятся, охота, на мой взгляд, превращается в сплошную нервотрепку. Какими бы достоинствами (фигурностью, заливом) ни обладали голоса бесталантных гончих, дела они не поправят и лишь добавят лишнюю ложку горечи в наше и без того гнусное настроение.
Вот побудили, залились, заревели — слушал бы их — не наслушался, а они уже и смолкли, не прогнав и полкруга, и довольные выбегают к вам, будто дело сделано - отогнали. Таких отгонял, к сожалению, много. Любящие их хозяева всегда оправдывают своих любимцев и недаром не для легавых или лаек, а именно для гончих установлено столько причин, якобы мешающих им работать. Сухо — значит, «земля запаха следа не держит», мокро — «чутье заливает», осень — «падающим листом след накрывает», зима — «снег не пускает».
Пусть простят меня владельцы гончих, но все это напоминает мне присловье о плохом танцоре. По-настоящему рабочая гончая гоняет всегда. Хуже или лучше в зависимости от условий тропы и погоды, но гоняет. И только перед непролазной глубиной снегов или сильнейшим морозом она действительно пасует. Вырастить, воспитать, а главное, как следует нагонять, то есть приучить к охоте, гончую трудно, во всяком случае, много сложнее, чем натаскать легавую или приобщить к охоте лайку. Может, поэтому хороших гонцов и мало.
Но это уже другая тема.