Карай

Д. Михалевич,

эксперт I категории.

1992 г.

Будучи убежденным охотником с легавыми, я пытался понять прелесть охоты с гончими, но тщетно: то собаки не работают, потому что в лесу очень сухо; то от того, что в нем влажно, то погода жаркая, а то холодная. Думалось: кому нужны такие капризные на работу собаки? Так было, пока я не попал на охоту с Караем И. И. Жулиса, о чем и хочу рассказать.

Был двадцатиградусный декабрьский мороз, однако охоту на лосей, организованную ленинградским обществом охотников для поощрения актива секции кровного охотничьего собаководства, не отменили. На стрелков в первом загоне вышло пять лосей, но удалось добыть только одного зверя, а надо двух. Пришлось ночевать в летнем неотапливаемом помещении и продолжать охоту на другой день. Назавтра пошел снег, мороз ослаб, удача улыбнулась в первой половине дня. По просьбе егеря, желающие дополнительно организовали команду для загонной охоты на кабана с фокстерьерами.

Рядом на номере стоял человек с явной хромотой, но все же, к моему удивлению, согласившийся участвовать в дополнительных загонах. На третьем загоне огромный кабан на махах ворвался в зону видимости, поднимая столб пушистого снега. Резко двигаясь, меняя направление, а иногда буквально делая свечку, он пытался избавиться от висевшего на крупе маленького фокса. В морозном воздухе выстрелы прозвучали негромко. Зверь пробороздил снег до земли по кругу почти на одном месте, а затем на передних ногах пополз к стрелковой линии. Я видел, как, прихрамывая, охотник, несколько нарушая правила, приблизился к живому и еще страшному зверю и выстрелом в упор закончил все.

Команда поздравляла Ивана Ивановича Жулиса, спортсмена-охотника, гончатника, владельца знаменитого Карая. Рядом вертящийся фокстерьер все еще трепал поверженного зверя. Иван снял шапку, возбужденно жестикулировал большими руками, его лицо сияло от счастья. Высокий и красивый, он спешил рассказать об удаче.

Возвращаясь к дороге, где ждала машина, Жулис отставал, и, как мне показалось, с трудом преодолевал протоптанную по глубокому снегу тропу. В автобусе мы познакомились. Иван Иванович Жулис страдает от страшных болей, вызванных полиартритом, и хорошо понимает, что только охота, а значит — движение — может спасти от полной неподвижности, которая грозит ему — инвалиду II группы. Человек, чья воля сильнее боли, стал моим другом и помог познать настоящую охоту с гончими, охоту с Караем.

Карай восхитил меня сначала яркой внешностью. В свои семь лет он был в форме: крупный, крепкий, с могучей колодкой, высокопередый чепрачный выжлец. Но собаки не бывают без недостатков в экстерьере. У Карая наблюдалась некоторая простоватость головы из-за широколобости и прямого обреза губы.

Линия Карая у ленинградских гончатников все эти годы была ведущей в селекционной работе с русскими гончими. Мы не видели ни одного щенка, которому Карай передал бы недостатки головы, а вот выдающиеся полевые качества — многим. Да, эта собака в 80-е годы стала в СССР символом выдающегося гонца. Карай выступал на крупнейших состязаниях и испытаниях, постоянно выходил победителем, являлся пятикратным полевым чемпионом, имеет 8 дипломов I степени, неоднократно подтвержденных.

Часто я спрашивал у Ивана, как ему, городскому охотнику, удалось добиться этого? Прежде всего — постоянный тренинг, даже при плохой погоде и тропе. Работать Карай начал в восемь месяцев. К этому времени собака была физически подготовлена и приобретала свои основные качества: нестомчивость, полаз, вязкоть, паратость. Большое внимание уделялось позывистости. Жулис отмечает, что такие качества, как чутье, голос, ум или мастерство, были сполна даны Караю от природы. Работая с собакой по чернотропу с раннего возраста, владелец с большой осторожностью ставил ее по белой тропе. Только работа чутьем, а не по видимому следу, дала основание продолжать натаску зимой. Наконец, для Карая не было межсезонья, он постоянно, круглогодично набрасывался в специально отведенных для этих целей угодьях.

Я не помню ни одной охоты, чтобы Карай в полазе не поднял зверя в пределах получаса. Часто мы охотились со смычком при различных погодных условиях и тропах, и всегда были уверены, что Карай первым поднимет зверя. Карай проявлял врожденную жадность к зверю, а главное — нестомчивость в преследовании. Мы это изучили на своих неудачах при стрельбе и выборе лаза на гону в новом, незнакомом месте.

Так было у деревни Ручьи, что в 20 км от Любани. Зайца в этот год было в достатке. С утра набросили выжлеца, а через десять минут по чернотропу он помкнул и залился.

Нас было четверо. Рассыпались, и по волнующим звукам гона каждый не без успеха прогнозировал лаз. Стреляли трижды, однако Карай гнал вязко и парато, заяц шел молнией и не был задет. Лес наполнился рыданиями взахлеб, гон был яркий, ровный. От такой музыки в лесу становилось торжественно, казалось, этот заунывный, томный плач не может длиться долго, что мы в большом долгу у Карая, задерживаясь с результатом охоты. Однако выжлец демонстрировал вязкость, нестомчивость в от день до темноты. Несколько перемолчек и два скола один на пять минут, другой — пятнадцать, — вот каким был этот длительный Гон. Уже в сумерках гонный заяц появился на опушке вырубки, выстрелили в него буквально влет, но заяц удалился. Через 150—200 метров выжлец загремел, и через минуту смолк. Я продвинулся вперед, увидел Карая, тыкающего носом добытого зайца.

Были охоты и без результата. Хотя это и неверно, — могучая песня гона, таинство леса и ожидание зверя для нас не менее важны и интересны, чем добыча. Сильный ветер с Правдинского озера, неосторожность при подходе и выборе места для стрельбы, и мы подшумели зайца, оттеснили гон куда-то в сторону, отслушали Карая. Не было его до десяти вечера. Мы разошлись в разные стороны, надеясь, что кто-то услышит работающего выжлеца. Только в час ночи удалось приблизиться к гону. Ночью низкий бас-башур Карая звучал еще значительнее и торжественнее. Заяц ходил в небольшом кругу, и мне удалось перехватить Карая. В темноте, по компасу выходили мы на дорогу, собака на удавке ремня тащила, но отпустить было нельзя — вернется к зайцу. У машины оказались первыми. Разбудили нас вернувшиеся охотники. Узнав, что Карай в машине, все были счастливы.

Мне и сейчас не ясны все приемы Карая при выправлении сколов. Заячьи хитрости: скидки, сдвойки, тройки, лежки-западания для него опасности не представляли. Подобные задачи он решал, как современная ЭВМ, быстро; зачастую в перемолчке. На белой тропе мы наблюдали, что выжлец не гонит по сдвоенному и строенному следу, а сразу на ходу срезает и находит выходной след. Но кто может объяснить случай на состязаниях Ленинград — Карелия, когда эксперт республиканской категории В. Попов наблюдал гонного зайца, который проплыл 80 м по весенней воде, а буквально через две минуты по той же воде с голосом в полные ноги преследовавшего Карая. Другое дело — были случаи, когда собака видела плывущего зайца и преследовала его вплавь, кстати, тоже с голосом.

Ясно, что при сколе Караю помогали не только чутье, но и сметливость, а значит - мастерство.

Умение собаки разбираться в звериных хитростях делало охоты с Караем очень интересными, так как под собакой, обладающей такими качествами, зверь зачастую ходил на кругах, и мы имели возможность встретиться с ним.

В молодые годы паратый выжлец отличался неоднократными поимками зайцев и лисиц. Нужно сказать, что Караю сложно было подобрать для смычка выжловку, которая смогла бы выдержать присущий ему темп гона. Наиболее интересные охоты в смычке с Вестой Огурцова дали немало радостных минут и даже победу на Всероссийских состязаниях. Весте не хватало нестомчивости на совместных охотах с Караем. Она вдруг бросала гон, оставалась на каком-то возвышенном месте, сопровождала гон завываниями оттуда, порой вплоть до момента добычи зверя. С другой стороны, Карай, своим паратым, нестомчивым гоном, казалось, превышает все физиологические возможности, и я испытывал неприятное чувство беспокойства за него, если гон слишком затягивался.

В тот год осень рано дохнула свежестью, хотя до зимы было еще не близко. Лист на деревьях держался, земля влажная — самый чернотроп. Выехали из города с ночи. На рассвете начали охоту. Был пасмурный тепловатый денек, стелился туман. Влажная земля долго сохраняла запахи заячьих следов, и гонять должно было быть легко. Место нравилось: ельник, чащуга, зайцев в достатке. Собаку подбадривали хором. Вскоре услышали голос Карая — погнал. Соскучились мы за лето по этой охоте, с волнением вслушивались. Вот удаляется гон, голос еле слышен. Вот снова приближается музыка, громче, громче. Все готовы, ждут зверя, и «мочила» — Василий Ефремович — открывает сезон великолепным выстрелом. Собираются на его громкое «Готов!», возбужденный Жулис разбирает наше поведение на гону, не всем доволен.

А через пятнадцать минут на новом месте Карай вновь в полазе. В этот раз поднять зайца помог Жулис: произошло почти невероятное — он увидел зайца, притаившегося на кочке, предупредил нас и вызвал зайца «по-джентльменски» на дуэль, буквально дотронувшись до него стволами ружья. Без выстрела, под крики «тут-тут-тут» зверь ушел, а вслед за ним загремел Карай, очень яростным гоном по зрячему.

И вдруг, не успев особенно удалиться, смолк. Прошло время перемолчки, скол слишком долгий, не похоже на Карая. Что-то недоброе. Со всех ног бежим к месту, где последний раз слышали. Нашли не сразу. Девятилетний Карай лежал в направлении гона. Сердечный припадок закончил эту охоту.

Год лечения — и снова Карай в строю, только на щадящих охотах в один наброс.

Карай гонял классически, но годы брали свое — слабел и менялся голос. А верность отдачи, чутье и даже добычливость не подводили великого гонца.

Он стал учителем молодого смычка, которого завел Жулис. Надо надеяться, что вырастет достойная Карая смена.

А я благодаря Караю стал поклонником охоты с гончими.